Дмитрий Бородаев: музыка – лучший антидепрессант
В марте этого года в Большом зале Московской консерватории музыкант и композитор в сопровождении Московского государственного академического симфонического оркестра под управлением Павла Когана исполнил Аранхуэсский концерт Хоакина Родриго – самое знаменитое классическое произведение, написанное для гитары. В этом году исполняется 80 лет со дня барселонской премьеры. Выступление Дмитрия Бородаева не менее символично. В последний раз в стенах на Большой Никитской концерт Родриго прозвучал 10 лет назад. Чем не повод поговорить с маэстро о любимой миллионами гитаре?
Волнующий момент
Переполненный зал, долгая овация, исполнение на бис – тому подтверждение. Дмитрий Бородаев ярко выразил то, что хотел сказать композитор. Без слёз в самой лиричной второй части не обошлось. А потом пришло просветление…
– Дмитрий, этот концерт Родриго написал в непростое для себя время…
– Известна история создания этого концерта. 1939 год, Испания после Гражданской войны, в стране правит фашистский режим Франко, композитор после эмиграции во Францию возвращается на родину. У него молодая жена. Они оба переживают личную трагедию – первенец родился мёртвым. Сам композитор незрячий. И в этой полной безысходности ситуации появляется чудесный Concerto de Aranjuez, музыкальные краски которого сравнивают с садами Аранхуэса, где Хоакин с молодой женой провел медовый месяц.
– Вы бывали в этих садах?
– Нет. Но я был в Альгамбре. Эти города очень похожи узкими улочками, обилием фонтанчиков, мавританской архитектурой. Там мне стала понятна идея сочинения. Повсюду раздаётся пение птиц, журчание фонтанов. Тонкие струйки в жаркий день лучше охлаждают горячий южный воздух.
– С чего началось ваше знакомство с произведением?
– Для гитаристов это произведение знаковое. Естественно, с ним знаком давно. В училище при консерватории на выпуске исполнял первую часть концерта. Студентом на дипломном экзамене играл вторую часть и финал. Потом играл вторую с Президентским оркестром, с Государственным симфоническим оркестром кинематографии под управлением народного артиста Сергея Скрипки. Целиком до нынешнего выступления играл дважды. Первый раз на сцене Вятской филармонии в Кирове (дирижер – Константин Маслюк). Второй – с Центральным военным оркестром Министерства обороны под руководством Валерия Михайловича Халилова за месяц до трагического крушения самолёта. Это был один из последних его концертов. Мы его давали на сцене Филармонии-2 в Олимпийской деревне. Говорят, он стал одним из лучших в карьере дирижёра. Очень душевный и благородный человек без тени высокомерия, несмотря на своё генеральское звание, должность главного дирижёра вооружённых сил России, многочисленные регалии и награды. В день концерта за полчаса до выхода неожиданно обнаруживаю, что дома забыл запонки, без которых выступать всё равно, что без рубашки. Я вбегаю к нему в гримёрку – беда! Забыл. Что делать? А Валерий Михайлович даёт свои запасные – генеральские. Я надел и пошёл в них играть. Меня поразило его волнение перед концертом. Было видно, что он стремился к хорошему результату. Высокое чувство ответственности перед зрителями и тем, что ты делаешь на сцене, – показатель большого артиста и музыканта.
– Как вы преодолеваете волнение?
– Всегда накануне концерта, если имеется возможность, иду в церковь. Если нет – молюсь с просьбой о хорошем выступлении. Я искренне хочу, чтобы оно людям доставило радость, иначе зачем выходить на сцену? Мы, артисты, говорим на языке эмоций. После общения с нами слушатель должен выходить из зала одухотворённым, с чувством облегчения, желанием жить и двигаться дальше. В этом ответственность музыканта. Категорически не понимаю тех авторов, музыкантов, которые пишут, чтобы создать гнетущее настроение. В этом они видят художественный эффект. Музыка – мощнейшее оружие: человек перед её звучанием беззащитен. Невозможно закрыть глаза, чтобы её не видеть, или одёрнуть руку, чтобы не чувствовать, заткнуть уши, чтобы не слышать. Сидящие в зале люди в твоих руках. Нельзя выходить на сцену в плохом настроении. Надо стремиться от этого состояния отрешиться, выходить к людям с оголённой душой и создавать музыку.
– Долго готовились к этому концерту?
– Около полутора лет назад мне позвонила администратор концертного отдела Московской филармонии Наталья Владимировна Баева и предложила с Симфоническим оркестром Павла Когана сыграть 5 марта 2020 года концерт Родриго. Хорошо запомнил этот момент. Я как раз ехал в метро. Конечно, сразу согласился.
– Долго репетировали?
– Я хорошо знаю этот оркестр. Мы уже вместе играли «Времена года», Концерт для гитары, бандонеона и оркестра Пьяццоллы. Недавно при участии оркестра прошёл Конкурс молодых композиторов «Партитура», в жюри которого я присутствовал. Дирижёр – ученик Геннадия Рождественского Рашит Нигаматуллин – главный дирижёр Белгородской филармонии. Я получил очень яркие впечатления от работы с ним. Более того, концертмейстером на виолончели в оркестре выступал Фёдор Тишкевич – студент, который занимался у меня на факультативе классической гитары в консерватории.
– Как музыканты оркестра воспринимают солирующего гитариста?
– По-моему, замечательно. Они, точно также как вы, редко слышат классическую гитару. Но без микрофона на гитаре с оркестром играть нереально. 50% успеха – хорошее звукоусиление. Трудно найти баланс, при котором гитара звучит не громче, не тише, в неестественном тембре. Благодаря профессионалам студии Московской консерватории у нас всё сошлось.
– Наблюдал реакцию зала. Думаю, вы довольны.
– Конечно. Для всего гитарного мира это событие. Дело в том, что этот концерт на сцене Большого зала консерватории – редко исполняемое произведение. В последний раз целиком его играл в 2009 году Дмитрий Татаркин. До него в 1990-е годы исполнял Александр Фраучи с оркестром Светланова. А до этого – испанский гитарист Нарсисо Йепес. Так что это был знаменательный концерт.
Протестное сочинение
– А с чего началась ваша личная история гитары?
– Совершенно случайно. Я катался 7–8-летним ребёнком на велосипеде – детский «Зайчик» с двумя колёсами по бокам, чтобы не упасть. Я лихо разогнался и врезался в столб, на котором висело объявление о наборе в детскую школу искусств. Это было в Харькове. Родители повели на прослушивание. Преподаватели меня признали к занятиям музыкой не пригодным. Моё чувство ритма им не понравилось. Тогда меня отдали на рисование. Но в художественном классе узнал, что можно дополнительно пройти факультатив игры на музыкальном инструменте. Я выбрал гитару и стал заниматься, постепенно факультатив вылился в большой интерес. Самое поразительное в том, что мой первый педагог, Николай Степанович Байбак, был одним из первых учеников Иванова-Крамского. Об этом я узнал совершенно случайно спустя 10 лет, когда поступил в музыкальное училище и познакомился с дочерью Александра Михайловича Наталией Александровной. Она подарила мне свою книгу об отце «Жизнь посвятил гитаре». Листая страницы, обнаружил фотографию первого набора студентов Иванова-Крамского. На ней мой первый учитель. А второй мой педагог, скрипачка Елена Дмитриевна Уманская, подготовила меня к первому межрегиональному конкурсу, в жюри которого заседал Владимир Доценко – ученик Александра Фраучи, который, в свою очередь, также был студентом Иванова-Крамского. Меня будто сверху определили быть причастным к этому имени – основателю советской школы классической гитары. Когда стал учиться у Доценко, ныне профессора Харьковской консерватории, меня отправили на конкурс в Болгарию, где неожиданно для себя получил Первую премию, после чего в Харьковской специальной музыкальной школе-десятилетке для меня единственного открыли класс гитары. В представлении большинства она тогда являлась дворовым инструментом и многие, услышав, как на гитаре играют Баха, Паганини, даже заглядывали в кабинет. Проучившись три года в школе, мы всей семьёй переехали в Москву. Я поступил в училище при Московской консерватории сразу на второй курс к Наталии Ивановой-Крамской. Меня никогда не заставляли заниматься. Наоборот, отрывали от инструмента. Я гитарой жил. Другого не представлял. Трудно передать те ощущения, которые испытываешь, прикасаясь к струнам. Фортепианные клавиши на меня подобного действия не оказали. Конечно, я освоил фортепиано, в консерватории играл сонаты Прокофьева, но того же чувства, что от касания струн, не испытывал.
– Свою первую гитару помните?
– Её мне подарил дядя. Переделанная из семиструнки шестиструнка. Я на ней начинал. Потом отец купил немецкую гитару Musima. После на конкурсе я выиграл болгарскую Kremona. Хороший инструмент. А с 1999 года играю на гитарах Владимира Олейниченко – харьковского мастера, известного за пределами Украины и России. Хотел ему сообщить, что его гитара звучала на сцене Большого зала Московской консерватории, но на следующий после концерта день его не стало.
– На концерте вы также исполнили своё произведение – этюд-картину «Непокорённый». Был момент, с которого композиторство началось? Или посыл «писать» всегда был?
– Не верьте гитаристу, который говорит, что не пишет музыку. Все гитаристы сочиняют. Моё сочинительство развивалось параллельно с овладением инструментом. Но профессионально сочинять стал всё-таки не благодаря, а вопреки. Меня неприятно задевали периодические высказывания коллег-музыкантов о том, что, кроме Аранхуэса, для гитары толком ничего не написано. Остальное – развлекательная музыка. Сильно разозлившись, я сочинил сонату для скрипки и гитары. Мы исполнили её в дуэте с моим однокурсником – замечательным скрипачом Дияром Касеновым в Рахманиновском зале консерватории на отчётном концерте в училище. Всем понравилось. Присутствовал директор Владимир Петрович Демидов. После концерта он подошёл ко мне и сказал, что еще не известно, кого на самом деле во мне больше – гитариста или композитора. Я вдохновился и всё время стал что-то сочинять, но сложился как гитарист. Когда меня спрашивали: «Вы композитор?», отвечал отрицательно: не имел морального права так представляться. Но потом произошла феерическая история. Я случайно узнал, что Московская консерватория совместно с испанцами объявила конкурс на написание концерта для гитары с оркестром на темы знаменитого гитариста фламенко Херардо Нуньеса. Я тогда учился в государственном специализированном институте искусств и знал, что в консерватории нет ни преподавателей, ни композиторов по гитаре. Поэтому решился и написал одночастный концерт для гитары с оркестром. Отправил запись в жюри и получил Вторую премию. Меня пригласили в Испанию, где концерт исполнил с русско-испанским оркестром. Второй раз мы его играли уже в Москве, на сцене консерватории. Я, не являясь её студентом и композитором, играл в зале, в котором, чтобы выступить на отчётном концерте, студенты учатся минимум пять лет. Оба раза за дирижёрским пультом был Андрей Рейн. А председателем жюри конкурса был Владислав Германович Агафонников – композитор, профессор консерватории, народный артист России. Он принял меня в свой класс. Я поступил на композиторский факультет. После окончил ассистентуру-стажировку и теперь преподаю в консерватории. Сегодня точно могу ответить на вопрос, композитор ли я, утвердительно.
Гитары что гусли
– Как случилось, что в консерватории некому было сочинять для гитары, да и вообще не преподают гитару?
– Дело в том, что в реестре Министерства культуры гитара рассматривается как народный инструмент. Она приравнена к домрам, гуслям, балалайкам. Так как в Московской консерватории нет кафедры народных инструментов, то нет и педагогов и студентов по гитаре. Этот парадокс породил много проблем.
– Например?
– Из-за того что гитара находится на народном отделении, в музыкальных школах, а часто и в училищах, гитару имеют право преподавать не только гитаристы. Так продолжается 50–60 лет. А студенты-гитаристы, особенно в регионах, обязаны играть в народных оркестрах не на гитаре, а на домре, балалайке, чем губят руки и теряют навыки. В нашей стране, где традиционно сильна симфоническая, фортепианная, скрипичная школы, гитару не воспринимают всерьёз. Я в этом убедился, обучаясь на композиторском факультете. Изучая серенаду Шёнберга – сочинение, где звучит гитара, обнаруживаю, что в партитуре басовый ключ, в то время как партия гитары всегда пишется в скрипичном. В цикле Стравинского «Четыре русские песни для сопрано, флейты, арфы и гитары» первые две также написаны в басовом. Это то же, что скрипачу дать ноты, написанные в альтовом ключе. Гитарист его не знает. Так вот, когда я указал на эту странность на лекции, педагог по современной музыке не увидел в этом проблемы, что говорит о незнании оригинальной гитарной литературы. А ведь у гитары колоссальный репертуар. Только в XX веке написано около полутора тысяч концертов для гитары с оркестром. На прошлом фестивале «Виртуозы гитары» состоялась премьера нашего преподавателя, заведующего кафедрой сочинения консерватории, композитора Александра Чайковского – Концерт для гитары с оркестром. Гитара – это исторический инструмент, на котором играют с эпохи барокко. Лютня с орбиты ушла, а гитара осталась.
– Разве гитара не преемница лютни?
– То, что лютня – предшественница гитары, – заблуждение. Это два независимых инструмента, которые развивались параллельно. Одни композиторы писали для лютни, другие – для гитары. Но гитара оказалась более универсальна. Благодаря тому, что она переняла терцово-квартовый строй, восприняла лютневый репертуар. Лютня же, усложняясь, перестала быть интересной.
– Но факт вашего концерта, а также фестивали «Виртуозы гитары», «Время гитары» говорят об обратном – восприятие гитары меняется…
– Когда на занятия по полифонии я принёс трёхголосную фугу для гитары, профессор Леонид Бобылёв сказал: «30 лет преподаю в консерватории, но ни разу не слышал фугу для гитары». Ему понравилось. И моё дипломное сочинение «Балканская рапсодия для гитары с оркестром» играл Центральный военный оркестр Министерства обороны. Сейчас отношение к гитаре действительно меняется. Третий год как действует факультатив по классической гитаре. Теперь любой желающий студент, не гитарист, может на нём обучаться. В этом году 29 человек подали заявление. Надеюсь, тенденция сохранится и рано или поздно в Московской консерватории откроется полноценный класс. Появились сильные гитарные классы в Санкт-Петербурге, Новосибирске, Казани, Нижнем Новгороде. На сцену вышли яркие выпускники Российской академии музыки имени Гнесиных, Академии имени Маймонида, Московского института музыки имени Шнитке. Гитару на уровне министерства нужно выводить из отдела народных инструментов, тогда в консерватории её можно будет выделить либо в отдельную кафедру, либо отнести к историческим инструментам.
Когда в плохом настроении
– И никогда не возникало искушения податься туда, где проще – в популярную и понятную музыку?
– Никогда. Знаете, у меня родители не музыканты. Папа – радиофизик, заведовал лабораторией и имеет много патентных изобретений, в том числе в космической отрасли. Мама – историк, педагог и психолог. Не могу сказать, что каждое утро просыпался под музыку Вивальди. Но родители отвели меня в музыкальную школу, а затем в училище к педагогу классической гитары. И я с ней вырос, за что бесконечно им благодарен. Если бы меня отвели в школу эстрады, может, всё сложилось иначе.
Ребёнок в начале жизни – чистый лист. Что вложишь, то и получишь. Культура взращивается. Она сама по себе не формируется и предполагает некое воспитание. Надо прилагать усилия, чтобы противостоять массовости. Иначе поп-культура нас захлестнёт. Детским образованием надо серьёзно заниматься. Ему в том числе посвящён наш конкурс-фестиваль «Время гитары», который при поддержке Российского музыкального союза триумфально впервые прошёл в прошлом году. Вместе со взрослыми участниками в нём участвовали дети. Из восьми российских федеральных округов были представлены семь. Гитару очень любят. К нам приехали дети из Хабаровска, Кемерова, Владивостока, Калининграда, Барнаула… Они услышали гитаристов первой величины – Штепана Рака, Йохана Фостье, Евгения Финкельштейна, Дмитрия Илларионова, Романа Зорькина, Даниэля Большого, Викторию Налетову… Кроме участия в конкурсной программе исполнители посещали мастер-классы, ходили на концерты. Творческую и содержательную часть конкурса-фестиваля обеспечила Московская международная ассоциация гитарного искусства. А основную материальную нагрузку взял на себя Российский музыкальный союз – размещение участников, решение организационных вопросов и, конечно, выплаты премий, в сумме превысивших миллион рублей. Не представляете, сколько в стране талантливых ребят. Но технически они многое не могут изобразить и передать. Поэтому важна консультативная поддержка. С этой точки зрения незаменимы мастер-классы. Надо проводить по всей стране сессионные выездные открытые уроки наших ведущих гитаристов.
– Сейчас композиторская работа – посыл или необходимость?
– Это творческий посыл. Пишу для гитары, хора, органа. Кстати, вторая часть Аранхуэса потрясает в дуэте с органом. В соборе такое исполнение звучит как молитва. Приходите послушать.
– А какие выступления незабываемы для вас?
– Я с 13 лет находился под крылом фонда Спивакова. Ранее был стипендиатом, а теперь уже мои ученики стипендиаты фонда. Много участвовал в его проектах. Нередко мы выступали в колониях для несовершеннолетних. Хорошо запомнил запах колонии. Мне было 17 лет. Видел в штрафном изоляторе в камере лёд на подоконнике и голую кровать. Стоял дикий холод. И я очень хорошо чувствовал атмосферу страха, который изнутри сжимает человека.
– Такое знание музыканту нужно?
– Помню тех детей. По глазам было видно, как меняются мироощущение и мировосприятие от встречи с нами. Ведь до неё они даже не предполагали о жизни, связанной с искусством. После концертов мы общались. Им было всё интересно. Возможно, глядя на нас, кто-то изменился.
– Ваш этюд не из тех впечатлений вырос?
– Нет. Он из цикла этюдов-картин для гитары соло. Полтора года я был директором музыкальной школы. Меня затянула административно-хозяйственная рутина, в которой смешались ремонт, уборка, очистка, кадровые перестановки, распоряжения, методики, конфликты в коллективе… Время на то, чтобы сочинять или играть, оставалось только по ночам. Удивительно, но в этом процессе я умудрился что-то создать и дать премьеру в Китае. В конце концов, решил из школы уйти. Как только это произошло, вновь начал много сочинять. Я оказался как рыба, которую с берега обратно в воду закинули. Тогда у меня по следам прошлого родился цикл из четырёх этюдов. Композитор пишет хорошую музыку, когда ему плохо. Музыка настолько сильна по эмоциональному воздействию, что композитор должен это понимать и использовать. Музыка круче психотерапии. Создавая, я погружаюсь в параллельную реальность – в мир, где можно быть самим собой. Наедине с музыкой наступает момент абсолютной искренности и любви.